This is big big big

Узнавать, указывать, повторять — пытаться выторговать себе противотревожное средство, местную анестезию.  Детская считалочка как способ научиться называть вещи и их свойства своими именами. Мы думали, мы уже существуем в постпандемическое время и способны к каким-то ясным выводам насчет новой реальности, но кажется, дело обстоит совсем по-другому. О том, какой мир перед нами в экономическом, социальном, и биополитическом плане невозможно говорить хоть сколько-нибудь ретроспективно. Новое происходит прямо сейчас и меняется на глазах. Поэтому лучшее, что мы можем делать — обозначать свойства фрагментов настоящего, таким образом минуя тревогу от того, что они никак не собираются в ясное целое.

Екатерина Соколовская и Карла Шайн показывают, как и где растет тревога. Без человека. Как еще один объект. В основе их совместного проекта лежит проблематика отношений тела и пространства, и шире — взаимоотношений всех реальных вещей. Разные по своей эстетике, но близкие в идейном плане, художницы воспроизводят здесь так называемые «чувственные объекты». Они обозначают места до/после/вне контактного напряжения. По Грэму Харману, вещи никогда не относятся друг к другу напрямую, а могут контактировать через чувственные объекты. Представим их как-то третье, что появляется между двумя реальными объектами. Но что, если мы уберем реальные объекты и оставим только чувственные? Что-то намеренно острое, что-то намеренно огромное, странное, оторванное. Осуществляя изъятие тел-вещей, мы будем вынуждены остановиться перед тем, что осталось, и повторять: «это большое большое большое, а это маленькое маленькое маленькое».

Как две Алисы в стране чудес, художницы выбрасывают в пространство ужасающие причудливые игрушки — огромные глаза, острые сосульки, ресницы-пауки, шестирукого жука и послание-шифр — следы рук. Но суть этих вещей не сюрреальна. Все эти игрушки нашли себя не в воображении и не в подсознании, а в плоскости объектного мира — наравне со стенами и потолком галереи, столами, стульями, и телами гостей. Катя и Карла создают поверхности, выводят чувственные артефакты из кроличьих нор. Здесь страх может убежать от нас белым кроликом, восторг вырасти над нами большим грибом, а сомнение залить все кругом беспокойными водами.

Екатерина Соколовская (р. 1988, Минск) — художница-скульптор. После окончания Академии Штиглица (Санкт-Петербург) она задалась вопросом о том, как может выглядеть современная скульптура. К ответу она двигается через перфомативные и телесные практики. Художница всматривается в тело, прислушивается к разным частям, и начинает делить его — руки, ноги, голова, глаза и т п.  Когда смотришь на часть — внимание концентрируется, ощущение интенсифицируется,  и тогда кажется, что можно лучше понимать, что происходит сейчас. Можно быть скульптором, в руках которого тела — это констелляции узлов внимания; оно мигрирует, нарастает и отваливается в пространство своими «большими складками».

головы

Головы покоятся на постаментах. Отрубленные или оторванные. От человека или гуманоида. Был/есть ли у этих существ пол? Стеклянные ресницы-пауки выползают из глазниц, изо рта торчат пики-«злые языки». Они — выразители сильных чувств: злости и горя. Хотя художница не предлагает точных объяснений: «что-то вылезает из них, но это не столь важно». Действительно, не так важно что это за эмоции, имеет значение их материальность.

глаза 

В центре зала глаза — пугающие, страшные, большие. Они гипертрофированные, они безумные, как огромный гриб, или как улыбка Чеширского кота (без самого кота). Они означают место, где есть напряжение и растяжение материи, где улыбка может оторваться от морды, глаза от лица, и в освобожденной неиерархичной пустоте (void) стать отдельным объектом. 

Карла Шайн (р. 1984, Сан-Паулу) работает с перфомансом и телом в классическом ключе. Зачастую в ее практике ее собственное тело — главный медиум. Она ставит себя в отношения с объектами и пространством — делает измерения, отмечает отрезки, оставляет следы. Ее практика напрямую связана с политической ситуацией в Бразилии. «После последних выборов в стране царит гнусный и фашистский неолиберализм<…> Существует открытая некрополитичность, которая становится все более могущественной и диктует в социальном и политическом плане, кто должен жить, а кто должен умереть.» Режим становится основой для того, чтобы искать свободы через своей тело и делать его манифестирующим эту свободу. Флаги, лозунги, манифесты — то, что визуально скрепляет ее практику.

somatu (с португальского: «add you»,  «добавить тебя»)

Ключевое слово для понимания работ Карлы, представленных на выставке — «хореография». На видео — хореография как смешение тел и движений, в живописи — хореография тела, оставляющего след. Эти операции — действия деперсонализированного тела. Нигде оно не тождественно себе как вещи и единице. Одно существо равняется трем танцовщикам. Один след — скольким движениям рук? 

Художница хочет избежать любого точного определения тела, а показать его оставляющим следы — социальные и политические жесты. Они выражают напряжение между телом реальным и чувственным: закованный биополитическими инструментами, несводимый ни к каким бинарностям чувственный объект.